понедельник, 08 января 2007
торгую догмами и эскапизмами.
снятся сны фаины.
воскресенье, 07 января 2007
торгую догмами и эскапизмами.
всё ещё играю огнём
до самого конца
мне нечего сказать
и нечем откровенничать с вами.
говорить о влюблённости как-то глупо -
всё равно чувство бессмысленнее и сильнее любых слов,
о зиме бесполезно -
со снегом всё равно не получилось,
о себе скучно -
мучаюсь всё теми же демонами.
до самого конца
мне нечего сказать
и нечем откровенничать с вами.
говорить о влюблённости как-то глупо -
всё равно чувство бессмысленнее и сильнее любых слов,
о зиме бесполезно -
со снегом всё равно не получилось,
о себе скучно -
мучаюсь всё теми же демонами.
вторник, 02 января 2007
торгую догмами и эскапизмами.
ты будешь моим абортом
тебя высасут из меня трубками
вырежут из меня острыми ножами
не останется ни кусочка тебя во мне
даже в венах, артериальное давление понизится
я прекращу нашу неначавшуюся жизнь
сотру все возможности
и всё то будущее,
которое нарисовали нам мёртвые дэльфийские оракулы.
ты вознесёшься
и может через двадцать лет
вновь вспомнишь как я на тебя смотрела.
мне будет проще без этой тяжести внутри
свободное чрево
будет дышать.
тебя высасут из меня трубками
вырежут из меня острыми ножами
не останется ни кусочка тебя во мне
даже в венах, артериальное давление понизится
я прекращу нашу неначавшуюся жизнь
сотру все возможности
и всё то будущее,
которое нарисовали нам мёртвые дэльфийские оракулы.
ты вознесёшься
и может через двадцать лет
вновь вспомнишь как я на тебя смотрела.
мне будет проще без этой тяжести внутри
свободное чрево
будет дышать.
понедельник, 01 января 2007
торгую догмами и эскапизмами.
в 2007ом буду взрослеть
стану старше
стану старше
суббота, 30 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
Then she will be born
To someone like you
What no one has done
She'll continue to do
I know she is coming
I know she will look
And that is the longing
And this is the book
(c) Leonard Cohen, Book of Longing
To someone like you
What no one has done
She'll continue to do
I know she is coming
I know she will look
And that is the longing
And this is the book
(c) Leonard Cohen, Book of Longing
я по утрам лежу в кровати
и читаю леонарда коэна
он написал книжку желания
книжку хотения
а я вот лежу и читаю её
и несколько мнгновений мне даже кажется
что всё у нас с тобой получится
но потом я просто откладываю книгу
и несколько часов изучаю белизну потолка
я не выбираюсь из кровати до трёх часов дня
но к тому времени уже поздно что либо делать
остаётся только доматывать время до сна
я что-то ем
кому-то звоню
перезваниваю кому-то по межгороду
иду в магазин, трачу деньги
с кем-то встречаюсь
обнимаю кого-то
иду с кем-то в бар
заказываю мохито
мохито длится, в лучшем случае,
полчаса,
но обычно меньше
и я отстранённо смотрю на джазовый ансамбль
собирающийся домой
или в какой-то другой бар
я выбираюсь из под тусклых абажуров
выхожу в чистенькую подворотню
догоняю жёлтоокое такси
и мы медленно ковыляем с ним домой
открывая дверь в квартиру
я застаю у себя в гостях леонарда коэна
он на меня хмурится
я, кажется, аморальна
четверг, 28 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
я смотрю в пустоту
и ни о чём не думаю
и ни о чём не думаю
вторник, 26 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
и все мы влюбленны в свои, какие-то, города...
торгую догмами и эскапизмами.
действие происходит где-то в южной америке, в посёлке под название санта-аммарела. дети выбегают во двор, анатолия ищет спички, кто-то спит под москитной сеткой, а к селению приближается чужак. он покрывает светлую дорожную пыль большими шагами и скрывает глаза под большой соломенной панамой, купленной когда за несколько песо, и с тех пор проеденной там и тут какими-то странными маленькими насекомыми, которых полно в этих краях.
мы на секунду отрываемся от путника и замечаем что анатолия находит спички в верхнем ящике комода и идёт зажигать плиту, где уже и без того дымится чайник. на кухне жарко и душно, все окна закрыты. кто-то под москитной сеткой ворочается во сне и ему (а может ей) снятся далёкие школьные дни и тетради заполненные корявым детским почерком. там записаны всякие разные слова, но преобладают темы окружающей растительности и любви к родному краю.
дети сразу замечают чужака и несутся к нему со всей своей выдуманной армией. в будущем многие из этих детей станут карабинерами, но пока они только окружают странника и смотрят на него, оживлённо выкрикивая что-то на своём секретном языке. они никак не могут понять откуда появился этот человек и откуда у него такая светлая кожа. это первый чужеземец в их жизни. они надолго запомнят его и его образ вернётся к ним в старости, когда они будут медленно истощаться, тлея в своих гамаках.
мы на секунду отрываемся от путника и замечаем что анатолия находит спички в верхнем ящике комода и идёт зажигать плиту, где уже и без того дымится чайник. на кухне жарко и душно, все окна закрыты. кто-то под москитной сеткой ворочается во сне и ему (а может ей) снятся далёкие школьные дни и тетради заполненные корявым детским почерком. там записаны всякие разные слова, но преобладают темы окружающей растительности и любви к родному краю.
дети сразу замечают чужака и несутся к нему со всей своей выдуманной армией. в будущем многие из этих детей станут карабинерами, но пока они только окружают странника и смотрят на него, оживлённо выкрикивая что-то на своём секретном языке. они никак не могут понять откуда появился этот человек и откуда у него такая светлая кожа. это первый чужеземец в их жизни. они надолго запомнят его и его образ вернётся к ним в старости, когда они будут медленно истощаться, тлея в своих гамаках.
пятница, 22 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
иногда я представляю себе другую жизнь
я представляю как стригусь,
меняю гардероб,
и уезжаю из страны.
я долго путешествую
и встречаю много разных людей.
с каждым новым лицом, я всё больше забываю старые лица:
те с кем когда-то встречалась, те с кем пила на брудершафт.
проходит месяц и вокруг меня совсем другая суета.
я работаю официанткой в каком-нибудь маленьком ресторане,
подаю аппетитные супы и получаю щедрые чаевые.
по вечерам я встречаюсь с теми, чьи имена ещё не укрепились в памяти.
мы с ними не очень хорошие друзья, но всё же...
весной я снимаю себе квартиру.
в ней огромный старый шкаф,
в котором я иногда ночую.
посреди комнаты – матрас,
но он видит очень мало молодых людей;
в основном лишь меня, свет настольной лампы, бессоницу, и запачканный блокнот.
это из старой жизни, да.
в меня сильно влюбляется рыжий паренёк.
у него зелёный глаза и весёлые веснушки;
мы любим вместе смеяться.
он ненавидит читать,
поэтому я иногда рассказываю ему истории,
и ему нравится.
он мне говорит, что меня любит
и это забавляет,
но в этой жизни я тоже влюбляюсь в него.
мы вместе около месяца,
а потом он резко уезжает в баден-баден
(туда все попадают так или иначе).
я чуть-чуть грущу, но не особенно скучаю,
хожу пить коктейли в местный бар.
два месяца
и меня снова начинают мучать вопросы
о том моя ли это жизнь,
нужна ли она мне такая,
стоит ли мне её вновь изменить.
в полночь тридцатого
я уезжаю в ригу.
там я селюсь в дорогущей гостинице
и начинаю писать свои мемуары.
я представляю как стригусь,
меняю гардероб,
и уезжаю из страны.
я долго путешествую
и встречаю много разных людей.
с каждым новым лицом, я всё больше забываю старые лица:
те с кем когда-то встречалась, те с кем пила на брудершафт.
проходит месяц и вокруг меня совсем другая суета.
я работаю официанткой в каком-нибудь маленьком ресторане,
подаю аппетитные супы и получаю щедрые чаевые.
по вечерам я встречаюсь с теми, чьи имена ещё не укрепились в памяти.
мы с ними не очень хорошие друзья, но всё же...
весной я снимаю себе квартиру.
в ней огромный старый шкаф,
в котором я иногда ночую.
посреди комнаты – матрас,
но он видит очень мало молодых людей;
в основном лишь меня, свет настольной лампы, бессоницу, и запачканный блокнот.
это из старой жизни, да.
в меня сильно влюбляется рыжий паренёк.
у него зелёный глаза и весёлые веснушки;
мы любим вместе смеяться.
он ненавидит читать,
поэтому я иногда рассказываю ему истории,
и ему нравится.
он мне говорит, что меня любит
и это забавляет,
но в этой жизни я тоже влюбляюсь в него.
мы вместе около месяца,
а потом он резко уезжает в баден-баден
(туда все попадают так или иначе).
я чуть-чуть грущу, но не особенно скучаю,
хожу пить коктейли в местный бар.
два месяца
и меня снова начинают мучать вопросы
о том моя ли это жизнь,
нужна ли она мне такая,
стоит ли мне её вновь изменить.
в полночь тридцатого
я уезжаю в ригу.
там я селюсь в дорогущей гостинице
и начинаю писать свои мемуары.
четверг, 21 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
"мне кажется, что я для него недостаточно женщина..." - говорю я капитану.
"что за чушь ты опять говоришь, касатая," - он качает головой.
а потом гладит мою лохматую голову. он меня всегда понимает. а если и не понимает, то замечательно притворяется.
*
я крепко обнимаю его, царапаюсь его жёсткой щетиной. а он вроде бы и тоже обнимает, но смотрит вдаль. живёт где-то за горизонтов и лишь иногда приходит погостить.
*
"отчего мы не летаем как птицы, капитан," - спрашиваю я
"это вы не летаете" - говорит он
*
капитан - загадочник
"что за чушь ты опять говоришь, касатая," - он качает головой.
а потом гладит мою лохматую голову. он меня всегда понимает. а если и не понимает, то замечательно притворяется.
*
я крепко обнимаю его, царапаюсь его жёсткой щетиной. а он вроде бы и тоже обнимает, но смотрит вдаль. живёт где-то за горизонтов и лишь иногда приходит погостить.
*
"отчего мы не летаем как птицы, капитан," - спрашиваю я
"это вы не летаете" - говорит он
*
капитан - загадочник
вторник, 19 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
играю в пять вопросов, потому что могу.
всё как всегда, вы пишете, что вам нужны от меня вопросы. я вам их задаю. вы отвечаете у себе в дневнике и цепочка продолжается. ну или можете мне ещё вопрос какой задать. я, в принципе, не против.
вопросы от J.Avery:
1. ты куришь? если да - зачем и почему не бросишь; если нет - как удалось не начать курить?
2. а отношение к алкоголю?
3. какую музыку ты предпочитаешь слушать когда совсем-совсем хреново: грустную, чтобы еще хреновей, или такую, которая поднимет настроение?
4. сколько созвездий на звездом небе ты можешь различить?
5. что тебе напоминают пятна на луне - в смысле, какой предмет, изображение, что-то еще такое...
всё как всегда, вы пишете, что вам нужны от меня вопросы. я вам их задаю. вы отвечаете у себе в дневнике и цепочка продолжается. ну или можете мне ещё вопрос какой задать. я, в принципе, не против.
вопросы от J.Avery:
1. ты куришь? если да - зачем и почему не бросишь; если нет - как удалось не начать курить?
2. а отношение к алкоголю?
3. какую музыку ты предпочитаешь слушать когда совсем-совсем хреново: грустную, чтобы еще хреновей, или такую, которая поднимет настроение?
4. сколько созвездий на звездом небе ты можешь различить?
5. что тебе напоминают пятна на луне - в смысле, какой предмет, изображение, что-то еще такое...
пятница, 15 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
о возвращении капитана кричат речные чайки.
торгую догмами и эскапизмами.
ты помнишь когда у девочки родился ребёнок?
это, по-моему, было на втором курсе
её, по-поему, звали галлочка
но я не помню
не смотрим меня так, я не помню
на втором курсе ведь как было
ещё никто никого толком не знал
а компании, какие были, те ещё успели триста раз распасться
но Галлочка, она ведь, всегда вне компаний была
сама по себе, обычно
помнишь, на лекции Лии Аристарховны она какую-то глупость сказала
помнишь, она сказала, а потом глупость полетела по классу
от губ к губам
смешки тут и так начались,
а потом ты уже и сам не мог удержаться
а я, помнишь, я не смеялась совсем
только наблюдала за всеми вами с улыбкой
ты, наверное, тогда и подумал, что я чуть-чуть странная.
а потом, помнишь, потом у Галлочки ребёнок родился
и она с ним ходила везде.
даже Лия Аристарховна,
наша строгая Лия Аристарзовна,
разрешала ей ребёнка на лекции приносить.
да и ничего, он не плакал совсем
сидел, глаза вылупивши
получал высшее образование
а девочки, помнишь, все девочки с нашего курса
так этого ребёночка любили
все окружали его после
и давай причитать
мол, какой розовенький, какой хорошенький,
утютюшечка какая, какая лялечка
а мы с тобой мимо них, мимо него проходили
за руку, шли в кафешку какую-нибудь
над чаем-кофе болтали
а потом, я помню, я Галлочку в туалете встретила
и она мне говорит, я, мол, решила
что друг твой будет отцом моего ребёночка
ну я опешила так, не поняла о чём она
а она и ушла уже, что-то в маленькое ушко нашёптывая
и знаешь ведь, изо дня в день потом,
ребёночек всё больше на тебя становился похож
и люди шептаться начали
хотя никто точно не знал конечно
а Галлочка, ох, Галлочка
она так смотрела на тебя на лекциях
так смотрела, что даже Лия Аристарховна ей замечание сделала
а потом были зимние каникулы
мы то с тобой по городу гуляли
снежками на пешеходных переходах кидались
а Галлочка, она после каникул не вернулась
не знаю я что с нею сталось
да только все забыли про неё бысто.
ребёночка ещё некоторое время помнили,
а её забыли.
вот так вот и было. вроде бы.
это, по-моему, было на втором курсе
её, по-поему, звали галлочка
но я не помню
не смотрим меня так, я не помню
на втором курсе ведь как было
ещё никто никого толком не знал
а компании, какие были, те ещё успели триста раз распасться
но Галлочка, она ведь, всегда вне компаний была
сама по себе, обычно
помнишь, на лекции Лии Аристарховны она какую-то глупость сказала
помнишь, она сказала, а потом глупость полетела по классу
от губ к губам
смешки тут и так начались,
а потом ты уже и сам не мог удержаться
а я, помнишь, я не смеялась совсем
только наблюдала за всеми вами с улыбкой
ты, наверное, тогда и подумал, что я чуть-чуть странная.
а потом, помнишь, потом у Галлочки ребёнок родился
и она с ним ходила везде.
даже Лия Аристарховна,
наша строгая Лия Аристарзовна,
разрешала ей ребёнка на лекции приносить.
да и ничего, он не плакал совсем
сидел, глаза вылупивши
получал высшее образование
а девочки, помнишь, все девочки с нашего курса
так этого ребёночка любили
все окружали его после
и давай причитать
мол, какой розовенький, какой хорошенький,
утютюшечка какая, какая лялечка
а мы с тобой мимо них, мимо него проходили
за руку, шли в кафешку какую-нибудь
над чаем-кофе болтали
а потом, я помню, я Галлочку в туалете встретила
и она мне говорит, я, мол, решила
что друг твой будет отцом моего ребёночка
ну я опешила так, не поняла о чём она
а она и ушла уже, что-то в маленькое ушко нашёптывая
и знаешь ведь, изо дня в день потом,
ребёночек всё больше на тебя становился похож
и люди шептаться начали
хотя никто точно не знал конечно
а Галлочка, ох, Галлочка
она так смотрела на тебя на лекциях
так смотрела, что даже Лия Аристарховна ей замечание сделала
а потом были зимние каникулы
мы то с тобой по городу гуляли
снежками на пешеходных переходах кидались
а Галлочка, она после каникул не вернулась
не знаю я что с нею сталось
да только все забыли про неё бысто.
ребёночка ещё некоторое время помнили,
а её забыли.
вот так вот и было. вроде бы.
четверг, 14 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
лешие по лесу бродят
среди глубоких человеческих следов
поют свои древние песни
баюкают уставшую землю
а у неё всё зудит
у неё болит спина
плечи у неё болят
нас ведь так много...
но вот по вечерам,
по ночам вот таким вот
она засыпает ненадолго
и снится ей
только белая тишина
я как луна
ты, знаешь, я как луна внутри
округлая, обтекаемая
и дрожащая по краям
я млечная
и молочная
во мне как будто бы стокнулось несколько поколенией женщин
эти странная, покорные, любящие бесприкословно
и эти, которые постарше, поумнее
и совсем молодые ещё, неопределившиеся
во мне феминистки, заядлые фемнистки
и нимфоманки, и лолиты совсем свежие
тоже во мне
во мне алефтина, ведь ещё чуть-чуть и я была бы алефтиной
во мне бесхитростные и простые
королевские интригантки
во мне светские сплетницы
и матери-героини
они все во мне столкнулись и каждая мне что-то говорит
советует что-то своё
а я вот сижу,
луна округлая,
и никого не слушаю,
инициалы твои ножкой на снегу вывожу.
среди глубоких человеческих следов
поют свои древние песни
баюкают уставшую землю
а у неё всё зудит
у неё болит спина
плечи у неё болят
нас ведь так много...
но вот по вечерам,
по ночам вот таким вот
она засыпает ненадолго
и снится ей
только белая тишина
я как луна
ты, знаешь, я как луна внутри
округлая, обтекаемая
и дрожащая по краям
я млечная
и молочная
во мне как будто бы стокнулось несколько поколенией женщин
эти странная, покорные, любящие бесприкословно
и эти, которые постарше, поумнее
и совсем молодые ещё, неопределившиеся
во мне феминистки, заядлые фемнистки
и нимфоманки, и лолиты совсем свежие
тоже во мне
во мне алефтина, ведь ещё чуть-чуть и я была бы алефтиной
во мне бесхитростные и простые
королевские интригантки
во мне светские сплетницы
и матери-героини
они все во мне столкнулись и каждая мне что-то говорит
советует что-то своё
а я вот сижу,
луна округлая,
и никого не слушаю,
инициалы твои ножкой на снегу вывожу.
воскресенье, 10 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
![](http://static.diary.ru/userdir/4/0/0/3/40038/13686972.gif)
mutts by Patrick McDonnell
торгую догмами и эскапизмами.
продуктовый магазин был
раем для дэнни
в этом заведении он проводил свои лучшие часы
и туда же приходил плакать
отдел морепродуктов всегда был его любимым
там он чувствовал себя особенно близко к морю
ну или, по крайней мере, к сёмге
которую ел каждый второй вторник месяца
**
у крис было много причин себя ненавидеть
но самой веской,
самой любимой её причиной,
было её плоскостопие.
дождливыми днями она отказывалась выбираться из кровати
объясняя это тем,
что её огромные плоские ноги
могут задовить множество дождевых червей,
что другие черви испугаются
и начнут судорожно рыть тоннели вглубь земли
и что тогда наш плоский мир
попросту развалится
рухнет в пустоту
**
в то время как все остальные угнетённые мужчины
стойко переносили свои кризисы среднего возраста
играя в гаражных группах
крутя романы со школьницами
и покупая себе новые дорогие машины
ларри решил капитально изменить свою жизнь
и уехал в южную америку
торговать фальшивыми бриллиантами
долго он не протянул
**
людовика не любили женщины
он настораживал их своим запутанным взглядом
и иссиня чёрными джинсами
как будто проклятый, он годами искал себе подругу
но не находил ни одной
которая согласилась бы даже выпить с ним кофе
даже родная мать относилась к нему с недоверием
оставляя его воспитание на долю учебных учереждений
он много лет провёл в военной школе-пансионе
откуда сбежал в шестнадцать,
решив отправится он в штат кентуки
откуда, по его понятиям, начиналась родина
после нескольких дней на плохопахнущем, но дешёвом автобусе
он прибыл в маленький городок, мэйсонвил,
где вдруг устроился журналистом в местную газету
пару лет он писал о котятах на деревьях, местных старожителях, и дорожных проишествиях
в двадцать лет, людовик начал свой собственный бизнес
днём он работал в душном маленьком оффисе
а по вечерам играл в местными в карты,
обычно проигрывая.
в тридцать два, людовик разорился и,
хорошенько всё обдумав,
решил стать бомжём,
коим пробыл до конца света.
**
элиза росла неопрятной и нелюдимой
он никогда не играла с дрегими детьми
и никогда не вступала в глупые споры и разговоры
в двадцать-два она вышла замуж за немого старика
который жил в доме напротив
и никто никогда не узнал,
что же она в нём видела.
раем для дэнни
в этом заведении он проводил свои лучшие часы
и туда же приходил плакать
отдел морепродуктов всегда был его любимым
там он чувствовал себя особенно близко к морю
ну или, по крайней мере, к сёмге
которую ел каждый второй вторник месяца
**
у крис было много причин себя ненавидеть
но самой веской,
самой любимой её причиной,
было её плоскостопие.
дождливыми днями она отказывалась выбираться из кровати
объясняя это тем,
что её огромные плоские ноги
могут задовить множество дождевых червей,
что другие черви испугаются
и начнут судорожно рыть тоннели вглубь земли
и что тогда наш плоский мир
попросту развалится
рухнет в пустоту
**
в то время как все остальные угнетённые мужчины
стойко переносили свои кризисы среднего возраста
играя в гаражных группах
крутя романы со школьницами
и покупая себе новые дорогие машины
ларри решил капитально изменить свою жизнь
и уехал в южную америку
торговать фальшивыми бриллиантами
долго он не протянул
**
людовика не любили женщины
он настораживал их своим запутанным взглядом
и иссиня чёрными джинсами
как будто проклятый, он годами искал себе подругу
но не находил ни одной
которая согласилась бы даже выпить с ним кофе
даже родная мать относилась к нему с недоверием
оставляя его воспитание на долю учебных учереждений
он много лет провёл в военной школе-пансионе
откуда сбежал в шестнадцать,
решив отправится он в штат кентуки
откуда, по его понятиям, начиналась родина
после нескольких дней на плохопахнущем, но дешёвом автобусе
он прибыл в маленький городок, мэйсонвил,
где вдруг устроился журналистом в местную газету
пару лет он писал о котятах на деревьях, местных старожителях, и дорожных проишествиях
в двадцать лет, людовик начал свой собственный бизнес
днём он работал в душном маленьком оффисе
а по вечерам играл в местными в карты,
обычно проигрывая.
в тридцать два, людовик разорился и,
хорошенько всё обдумав,
решил стать бомжём,
коим пробыл до конца света.
**
элиза росла неопрятной и нелюдимой
он никогда не играла с дрегими детьми
и никогда не вступала в глупые споры и разговоры
в двадцать-два она вышла замуж за немого старика
который жил в доме напротив
и никто никогда не узнал,
что же она в нём видела.
среда, 06 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
"Сигарет бы сейчас," шуршал падающий за окном снег.
торгую догмами и эскапизмами.
Хорошо. Вам не нравится моё нытьё? Хорошо. Мне оно тоже не нравится. Сейчас я собирусь и буду сильной. Буду очень умной. За несколько часов напишу доклад, который должен был занять две недели. Сейчас я налью себе чаю, достану из холодильника red bull (на потом) и напишу. Начну сначала, потом перепрыгну к концу, а потом буду заполнять середину бессмыслицей, поддерживая её фактами и цифрами. Хорошо. Я напишу отличный доклад, честное слово, напишу отличный доклад. И все снова удивятся. Скажут, "Да какого чёрта? Как она вообще умудряется?" А я вот сейчас его возьму за шифоротки и напишу. А пока буду писать, не буду отвлекаться, не буду думать о глупом и о грустном. Буду только бессмыслицей плеваться. И цифрами. Сосредоточусь сейчас и как напишу, как оставлю все эти нерешённые проблемы в стороне. И даже когда лягу спать, когда останусь наедине с собой, буду сильной. Не буду думать. Хорошо.
Мне наверное кажется, что если я буду сильнее, я смогу от тебя избавиться. Или, наоборот, понравлюсь тебе. Как же это всё...
Вот и danki кого-то процитировал: "I'm a looser baby, so why don't you kill me?" А в цитате опечатка (может быть сознательная). Но ведь какая актуальная. Я не loser (не неудачница), baby, но я, действительно, looser (менее связанная, менее определённая, менее точная).
Cейчас я как собирусь...
Мне наверное кажется, что если я буду сильнее, я смогу от тебя избавиться. Или, наоборот, понравлюсь тебе. Как же это всё...
Вот и danki кого-то процитировал: "I'm a looser baby, so why don't you kill me?" А в цитате опечатка (может быть сознательная). Но ведь какая актуальная. Я не loser (не неудачница), baby, но я, действительно, looser (менее связанная, менее определённая, менее точная).
Cейчас я как собирусь...
суббота, 02 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
Эта история начинается в тот самый солнечный день когда мама готовит шарлоттку. Мама как раз нарезает яблоки, когда на подоконник запрыгивает полуголый мальчуган. «Не зевай,» кричит он и хватает пару яблок у мамы из под носа. Она пытается поймать его за руки, но он слишком быстр и хитер, отпрыгивает от подоконника и убегает по дорожке куда-то в глубь сада. Мама задумчиво смотрит ему в след и бормочет себе под нос, «Андрей».
Эта история начинается в Латвии, где достопочтенный почтмейстер Ситц, проходя мимо дома №7, роняет из сумки несколько писем. Их поднимает подозрительно оглядывающийся юнец. подросток тут же распечатывает корреспонденцию и жадно читает её. Откуда-то со стороны четвёртого дома слышится крик и мальчик начинает двигаться в сторону центральной площади, на ходу скомкивая письма. Ему навстречу попадается друг его отца, он удивлённо говорит, «Андрей».
Эта история начинается когда я лежу в кровати, стоящей посреди маленькой комнатушки в каком-то богомзабытом районе. Я провожу ногами по простыне, и вся собираюсь в маленький комочек, втягивающий в себя всё тепло комнаты. Дверь со скрипом открывается и на пороге стоит молодой человек со шрамом чуть выше правой брови. Я встаю с кровати и обнимаю его. Он не обнимается обратно. Я шепчу в его губы, «Андрей».
Эта история начинается когда Андрей садится напротив меня. Говорит, «Почему ты сегодня такая озабоченная?» А я достаю блокнот и начинаю писать.
Эта история начинается в Латвии, где достопочтенный почтмейстер Ситц, проходя мимо дома №7, роняет из сумки несколько писем. Их поднимает подозрительно оглядывающийся юнец. подросток тут же распечатывает корреспонденцию и жадно читает её. Откуда-то со стороны четвёртого дома слышится крик и мальчик начинает двигаться в сторону центральной площади, на ходу скомкивая письма. Ему навстречу попадается друг его отца, он удивлённо говорит, «Андрей».
Эта история начинается когда я лежу в кровати, стоящей посреди маленькой комнатушки в каком-то богомзабытом районе. Я провожу ногами по простыне, и вся собираюсь в маленький комочек, втягивающий в себя всё тепло комнаты. Дверь со скрипом открывается и на пороге стоит молодой человек со шрамом чуть выше правой брови. Я встаю с кровати и обнимаю его. Он не обнимается обратно. Я шепчу в его губы, «Андрей».
Эта история начинается когда Андрей садится напротив меня. Говорит, «Почему ты сегодня такая озабоченная?» А я достаю блокнот и начинаю писать.
пятница, 01 декабря 2006
торгую догмами и эскапизмами.
приятно спать
предзимними ночами
высокими шагами
гулять по низким крышам
до мостовой спускаться
по лестницам пожарным
и обходить большие лужи стороной
приятно думать
что всё это несерьёзно
что мы живём играючи
и проиграв,
мы начинам снова
что ставки не растут
и все кто наблюдают за игрой смеются
приятно знать
что скоро будет холод
что скоро свитера, и варежки, и кофты
войдут в наш обиход
и станут новой кожей
и что лишь щёки будут оставаться
и на морозе наливаться мягкой краской
предзимними ночами
высокими шагами
гулять по низким крышам
до мостовой спускаться
по лестницам пожарным
и обходить большие лужи стороной
приятно думать
что всё это несерьёзно
что мы живём играючи
и проиграв,
мы начинам снова
что ставки не растут
и все кто наблюдают за игрой смеются
приятно знать
что скоро будет холод
что скоро свитера, и варежки, и кофты
войдут в наш обиход
и станут новой кожей
и что лишь щёки будут оставаться
и на морозе наливаться мягкой краской