торгую догмами и эскапизмами.
Так начиналась осень и кончалась зима.
В душе пессимиста есть только два времени: зима, да осень. Все остальные сезоны - лишь прелюдии или отголоски вышеназванных. Осенью пессимисты ходят и тихо любят всё вокруг, ежеминутно сокрушаясь о своей горькой доле, а зимой они мёрзнут и начинают едко, горько и цинично подчёркивать недостатки всего сущего. Некоторые пессимисты любят ещё и среднюю стадию между осенью и зимой, этакое лимбо, в котором можно флематично лежать лицом вниз и не думать не о чём.
Мой друг пессимист как раз находился в этом лимбо, а потому на все вопросы компании отвечал энергичными "м", жизнерадостными "э" и эйфоричскими "...". Компания состояла целиком из оптимистов, всех, поголовно, влюблённых, всех, поголовно, жаждущих петь песни, пить алкоголь и долго и мучительно "наблюдать за набуханием почек и спариванием животных".
Около полуночи, окончательно измотанная собственными вопросами компания вывались на балкон "подышать воздухом" (хотя всем было понятно, что они просто надеялись увидеть там где-нибудь почки или животных).
Вернувшись в комнату, компания обнаружила пессимиста, рыдающего рядом со стареньким громофоном, играющим Генделя. Количество приватизированного и употреблённого пессимистом алкоголя не могло объяснить его состояния, а потому компания, руководствуясь принципом "а вдруг", спросила у самого пессимиста о причинах его внезапной всемирной скорби.
"О чём грустим мы с Генделем - это только нам двоим. А вам четырём, нет, четверым, да и всем остальным, я желаю удачи и вечной весны," - навзрыд сказал пессимист и ушёл на кухню за спичками.
В душе пессимиста есть только два времени: зима, да осень. Все остальные сезоны - лишь прелюдии или отголоски вышеназванных. Осенью пессимисты ходят и тихо любят всё вокруг, ежеминутно сокрушаясь о своей горькой доле, а зимой они мёрзнут и начинают едко, горько и цинично подчёркивать недостатки всего сущего. Некоторые пессимисты любят ещё и среднюю стадию между осенью и зимой, этакое лимбо, в котором можно флематично лежать лицом вниз и не думать не о чём.
Мой друг пессимист как раз находился в этом лимбо, а потому на все вопросы компании отвечал энергичными "м", жизнерадостными "э" и эйфоричскими "...". Компания состояла целиком из оптимистов, всех, поголовно, влюблённых, всех, поголовно, жаждущих петь песни, пить алкоголь и долго и мучительно "наблюдать за набуханием почек и спариванием животных".
Около полуночи, окончательно измотанная собственными вопросами компания вывались на балкон "подышать воздухом" (хотя всем было понятно, что они просто надеялись увидеть там где-нибудь почки или животных).
Вернувшись в комнату, компания обнаружила пессимиста, рыдающего рядом со стареньким громофоном, играющим Генделя. Количество приватизированного и употреблённого пессимистом алкоголя не могло объяснить его состояния, а потому компания, руководствуясь принципом "а вдруг", спросила у самого пессимиста о причинах его внезапной всемирной скорби.
"О чём грустим мы с Генделем - это только нам двоим. А вам четырём, нет, четверым, да и всем остальным, я желаю удачи и вечной весны," - навзрыд сказал пессимист и ушёл на кухню за спичками.